Агния Барто. Стихи для детей.

 

Агния Барто

Стихи для детей

ИСКАТЬ НА OZON.RU

зеркало сайта: gatchina3000.ru/literatura/agniyabarto

Агния Барто «Стихи детям»
Содержание

с комментариями

Стихи детям
о творчестве ◦ статьи о ◦ биография
Агнии Львовны Барто





 
Глава "О друзьях. Ваш Лев Кассиль" из раздела Записки детского поэта. Книга Агнии Барто "Записки детского поэта" охватывает разные стороны жизни. Наблюдения автора выходят далеко за рамки чисто литературных проблем, её внимание сосредоточено главным образом на проблемах нравственных. Наряду с записями о поэзии для детей, о работе с молодыми поэтами, о воспитании, о тревогах родителей, об отношениях отцов и детей в книге затронуты вопросы сложных человеческих взаимоотношений, любви, жизни и смерти.
 
О друзьях
Ваш Лев Кассиль

Вот бы рассказать ему, как Наташа, моя девятилетняя внучка, прочитав «Швамбра-нию», объявила:

— А у меня будет страна Кассилия!

То и дело, вопреки рассудку, мелькает в голове мысль: вот бы рассказать ему!.. Мы привыкли обмениваться впечатлениями почти после каждой встречи с детьми. Многие годы выступали вместе, и я видела, как он загорался от их присутствия. Общаясь с ними, он черпал что-то для себя, для своего творчества, которое им же и посвящал.

Много лет подряд были неотделимы друг от друга слова; «Открытие Недели детской книги. Колонный зал. Председатель Лев Кассиль». Как владел он огромной детской аудиторией! Появившись на сцене, он словно дирижировал залом. Удивительно точно угадывал, когда какие струны можно затронуть в детской душе. Вот в зале установилась та доверчивая тишина, которую он больше всего ценит, и дети как завороженные слушают его. А через минуту зал хохочет, да как хохочет! Буквально до упаду! Ведь однаждь! на детском утреннике паренек лет шести, восторженно захлебываясь от смеха, в самом деле свалился со стула в проход. Дети дружно, оглушительно хохочут, и Кассиль дает им вволю посмеяться, выдерживает паузу; потом — взмах его руки, и сразу все угомонились, снова доверчивая тишина.

Без Льва Кассиля, с тех пор как его не стало, словно потускнело открытие «книжкиной недели» в Колонном зале. Не хватает его изобретательности, выдумки, так и хочется, чтобы кто-то, такой же веселый, стремительный, подхватил его дирижерскую палочку.

До чего же он был находчив! Помню, однажды, во время войны, мы, на Урале, приехали выступать к детям. Директор клуба посмотрел на нас несколько озабоченно:

—- Боюсь я за вас... Нашим детям только цирк подавай, дрессированных тигров!

— А вы не бойтесь,— улыбнулся Кассиль.— Им тигры нужны, а я Лев. А она Львовна,— кивнул он на меня.

Бывали мы вместе не только на праздниках, как-то выступали в санатории, у детей, надолго прикованных к постели. Едва мы вошли в огромную светлую палату, где лежали дети, Кассиль тихо сказал:

— Что им читать? Надо без глаголов!

— Как без глаголов? — не поняла я.

— Поменьше действия, они же не могут двигаться,— шепнул он.

Приветствуя ребят, говорил в несвойственном ему замедленном темпе, выбирал слова, боялся неосторожно напомнить детям об их болезни. Потом спросил:

— Ну, что рассказать вам?

— Про футбол! Про футбол!—вдруг раздалось со всех кроватей.

Кассиль расцвел:

— Ах, вы дорогие мои!

И стал рассказывать о том, что самый главный человек на футболе

— судья. Возвел он в высший ранг именно судью, потому что хотел обнадежить детей: если не игроками, то судьями и они когда-нибудь смогут стать.

Слова «Ребята просят», «Дети ждут» были для него магическими. В его дневниках есть такая запись[1]

«Пришел, еле ноги волоча от усталости, домой около трех, проведя с одиннадцати семинар в Литинституте. Говорят, звонили, просили куда-то приехать. Едва глотнул стакан кофе, снова трезвон. В Люберцах на заводе Ухтомского 'Горит» утренник памяти Гайдара; во второй раз собирают ребят на встречу с Тимуром, и опять он не может! Отбыл в срочную командировку. Умоляют выручить. 600 ребят ждут.

Пожалел ребят и устроителей. Несмотря на заклинания домашних, согласился. Больше часа ждал обещанную машину, Явилась... не машина от завода, а такси. Поехали. Снеговал. Только выбрались на шоссе Рязанское — свисток. Стоп! Почему нет света на номерном знаке? Дальше машина не пойдет. Двадцать минут на вечернем шоссе ловили такси. Словили (выехали около четверти 5-го, при заверении, что езды минут 40). В 6 прибыли в клуб у Люберец, Давно уже началось кино, так как дети ждали с четырех^: ...Сел в то же такси, приняв извинения и книгу о космосе в. подарок, и к 7-ми вернулся домой (кляня свой добродетельный идиотизм). Потом решил взглянуть на подарок. На книге было начертано: «На память о радостной и незабываемой встрече». ,

Во многом мы с Львом Кассилем были единомышленниками. Иногда только успеешь прочесть в новом номере журнала чей-то рассказ или стихи, уже звонок:

— Читали?

— Да, конечно.

— Ну и как?

— Очень нравится!

— Ну, то-то!.. Прощайте, я бегу.

Но, как правило, мы так долго занимали телефон, обсуждая текущие и мировые дела детской литературы, что дочка Льва Абрамовича, махнув рукой, уходила звонить подругам из автомата.

В молодые годы я удивлялась: на писательском собрании идет обсуждение чьей-то рукописи, мы с Кассилем выступаем оба и одинаково критически оцениваем рукопись. Но после собрания автор благодарит Кассиля, а на меня почему-то сердится. Дело в том, что я торопилась прежде всего сказать автору о недостатках, а Лев Абрамович, при всей пылкости его характера, уже смолоду понимал ненужность излишнего критического пыла. Умел отыскать и отметить в рукописи хоть что-то хорошее, а потом уже спокойно критиковал.

Наши устремления во многом совпадали, но характеры у нас были разные.

«Каким библиям открыты ваши души?» (Маяковский) Наши души были открыты тому, что мы еще в молодые годы считали главным для детской литературы — совре-менность, гражданственность и мастерство. Всегда бежали от опасности мелкотемья. Другое дело — всегда ли это каждому из нас удавалось. Конечно, считали мы во-, все не обязательным, чтобы каждый детский рассказ или стихотворение были значительными по теме. Мастерски сделанный пустячок всегда кстати в большом писательском хозяйстве. Но если писатель в своем творчестве довольствуется одними, хотя бы и блестящими, пустячками, они могут приглушить его стремление к значительной мысли, без которой не может обойтись художник, в ка-, ком бы жанре он ни работал. Иной раз попадется мне на глаза стихотворение поэта способного, но застрявшего в мелкотемье, вздохну над книжкой. И подумаю — не услышу я теперь в трубке:

— Читали?

— Ну, конечно.

— Ну и как?

— Плохо, мелко.

— В том-то и беда.

Из какой бы страны мы ни возвращались, рассказывали друг другу, как там воспитывают детей. Чему-то хорошему Кассиль завидовал, хотел перенести к нам. Как руководитель туристической группы нашей Ассоциации, он побывал в Японии; вернувшись, увлеченно говорил:

—  Здорово, что там школьников возят в автобусах по всей Японии, так они изучают географию и историю своей страны. У нас бы завести такие уроки!

Теперь есть у нас уроки в лесу, в походе, в саду, но пока уроков на колесах еще нет.

Я пишу о нашем единодушии, но было у нас с Кассилем одно явное расхождение: с полным безразличием относилась я к его неизменному увлечению, к его пламенной страсти — футболу. Но знала: если играет «Спартак», звонить в такие дни Кассилю не стоит, он весь в футбольном пылу.

Этой весной в поезде подошел ко мне молодой человек и представился: «Я студент Кассиля». Он произнес «студент Кассиля» как почетное звание. Многие студенты Литературного института, для которых Лев Абрамович вел свои живые, всегда продуманные семинары, стали литераторами. В нынешнем году вышел в жизнь последний кассилевский выпуск.

Понятно, что приходили к Льву Абрамовичу начинающие с толстыми рукописями под мышкой. Но обычно писатель охотно работает со способным человеком и возвращает рукопись явно безнадежную. Кассиль, если даже ему было ясно, что рукопись никудышная, все равно тратил часы на явно бесплодные разговоры с автором. Ему было легче поступать так, чем причинять огорчение человеку отказом.

В своем дневнике Кассиль записал:

«Нет, не от работы устаю я так. Иссушает, давит и гнетет меня то, что я живу в постоянной боязни не успеть выполнить обещанное. А обещаю я больно уж щедро».

Больно щедр был он по доброте своей. Может ли быть, чтобы человеку мешала его доброта? Вот оказывается— может. Для Кассиля это одна из причин, из-за которой он не находил нужного равновесия. Однажды, сидя в его небольшом кабинетике, где непрерывно звонил телефон, я спросила у Льва Абрамовича:

— А способны ли вы вообще отказать кому-нибудь?

— Конечно,— ответил он,— я вынужден отказывать, вот увидите!

Раздался телефонный звонок, и я действительно увидела; Кассиль отрицательно качает головой, потом, ссылаясь на свою занятость, начинает убеждать собеседника: «Обойдетесь без меня, я бы охотно... Но понимаете...» И в конце концов соглашается. Снова раздается звонок, и Кассиль снова отрицательно качает головой, твердо уверенный в том, что сейчас-то откажется. И снова соглашается.

Иногда, уже в начале разговора, он с таким живым, чисто журналистским интересом начинает о чем-то расспрашивать собеседника, что-то советует ему, подсказывает, что становится ясно — Кассиль и на этот раз согласится. В тот день он согласился написать очерк о хоккее, выступить в одном из клубов на вручении паспортов шестнадцатилетним, по просьбе фоторепортера написать очерк к его шестидесятилетию, по просьбе престарелого литератора отредактировать его повесть, которую тот мечтает опубликовать...

Когда-то, давным-давно, пришли мы с мужем к известному в те дни мужскому портному. Портной стал с гордостью перечислять своих знаменитых заказчиков.

— Обратите внимание, вот грудь Льва Кассиля,— сказал он, показывая на какое-то мощное сооружение из холстины и ваты, висевшее на стене.

Я удивилась:

— Зачем Кассилю такая грудь? Он же тонкий, стройный!

— Вот именно,— сказал портной,— а современная мода требует, чтобы у него была широкая солидная грудь и расправленные плечи.

Сидя в кабинетике Кассиля и слушая его телефонные страдания, я вдруг мысленно увидела перед собой ту широкую холстиновую грудь, висевшую на стене, и подумала; «Нет, даже эта мощная портновская грудь не выдержала бы натиска всех его дел и забот».

Любопытно!, что на пятый вопрос известной анкеты Женни Маркс: «Какой недостаток вы легче всего прощаете человеку?» — Лев Абрамович ответил: «Избыток доброты».

Он и сам понимал, что слишком добр.

Еще две записи из его дневников:

Год 1958

«Нет, ей-богу же, если я добр к людям, то не из сентиментальности, а из... понимания собственных слабостей и недостатков, на фоне которых... я и чужие пороки уже не могу строго оценивать, И уж во всяком случае если мягок я излишне, как уверяют некоторые, то не по незнанию людей, а, наоборот, потому именно, что знаю, как им трудно, очень уж хорошо распознаю под внешним апломбом мечущуюся неуверенность, под бравадой — растерянность, за показным бахвальством — застенчивость и сквозь высокомерие— жалкую неприкаянность... А строгим быть, безжалостным — дело нетрудное. Пробовал — получается. Но потом — противно: словно утаил деньги от просившего помочь,.,»

Год 1970

«Стал я уставать что-то малость.,, ежедневно, без конца и счета берусь помогать людям и по литературно-издательским делам, и по квартирным, и по курортным,.. Одним надо помочь напечататься, другим — уладить дела в редакторате и в,., милиции... Это только за последние дни. А еще какой-то старичок с рассказом и стихами, совершенно никудышными, незнакомая женщина в беде... Да ну, в общем, неохота перечислять,,.

При всей своей занятости, предельной уплотненности его жизни событиями литературными и общественными, он находил время писать письма друзьям. Столько искренней доброжелательности, кассилевской увлеченности в таком письме:

"...Звонил Вам позавчера, но удалось засвидетельствовать свое почтение лишь Домаше, каковую я и поздравил с наступающим Днем Международной солидарности трудящихся... Мне же хотелось сказать Вам вот что... Шел я в тот хороший предпраздничный день по улице Горького, а там в двух местах с лотков продавался Ваш 4<Фонарик». И так шла книжка нарасхват — только поспевали продавщицы распаковывать все новые и новые пачки! Я даже остановился, чтобы полюбоваться. Мамы брали, папы брали; бабушки, вооруженные пробивным возрастом и локтями, лезли без очереди. А руки-то у всех и без того были отягощены свертками, пакетами, всякой праздничной снедью... И малыши, осчастливленные подарками, влеклись, уцепившись за полы и подолы, озираясь на все красоты праздничной улицы и свободными руками прижимая к животикам Вашу книжку. А над улицей во всю иерихонскую мощь музыка из продуваемых к празднику репродукторов. Народу - не пробиться. И то тут, то там, то встречные, то обгоняющие несут Ваш «Фонарик». До того это здорово было! Так славно шла по весенней московской улице Ваша книжка! Радостно мне было поглядеть, как она нужна и желанна людям. И за Вас я гордился, и за дело, которому мы с вами служим.

Пришел домой и сразу позвонил Вам.

Вот, собственно, и все. С прошедшим праздником Вас и Ваших!

Ваш Лев Кассиль».

Примечание:

[1] Дневники Льва Кассиля опубликованы в журнале «Знамя» в 1971 году.

Главы
раздела
Записки детского поэта:

Дневники 1974 года. Часть 1
У кого я училась писать стихи
Великие о детях
В защиту Деда Мороза
Дневники 1974 года. Часть 2
В революционной Испании
Дневники 1974 года. Часть 3
По ходу дела...
Дневники 1974 года. Часть 4
Разыгрываю Андроникова
Отдельный разговор
Дневники 1974 года. Часть 5
На букву Л
Дневники 1974 года. Часть 6
Годы войны
Дневники 1974 года. Часть 7
Огнеопасный материал
Аркадию Гайдару - 70 лет
Дневники 1974 года. Часть 8
Послесловие к девяти годам жизни
Дневники 1974 года. Часть 9
Тридцать два солнца
Дневники 1974 года. Часть 10
Из греческих тетрадей
Дневники 1974 года. Часть 11
После Михайловского
Операция Нафталин
Дневники 1974 года. Часть 12
Знакомство
Дневники 1974 года. Часть 13
О друзьях. Ваш Лев Кассиль
Многое она еще могла бы...
Он был таким, как его поэзия
Две Евгении
Дневники 1974 года. Часть 14
Бразильские записки
Дневники 1974 года. Часть 15


 
 
 
   
Rambler's Top100